«Вставь это немедленно»: почему сцены секса в литературе так плохи
Писать о сексе трудно — в этом сходится большая часть романистов. Лингвистическая сторона вопросца касается выбора пригодных слов для описания самого полового акта — и уже это вводит в тупик. В любом языке существует определенный набор слов и выражений, касающихся сексапильного возбуждения и самого соития, но набор, также перевод этих слов нередко вызывает вопросцы.
К примеру, тексты признанного мастера постельных сцен Генри Миллера в переводе на российский язык теряют свое притягательность: «Она втолкнула меня назад и, наклонив голову, на лету изловила мой член своим красноватым жарким ртом. Желая разогреть ее, я просунул палец в ее влагалище. Потом, водрузив ее на себя, отдал волю основному предмету собственной гордости. У нее было одно из тех влагалищ, что охватывают как перчатка».
Российский язык сравнимо беден абстрактными определениями, способными передать возбуждение либо страсть. Литературные традиции прошедшего быстрее путают, чем помогают. Например, вот описание секса в романе Владимира Набокова «Машенька»: «Молчком, с бьющимся сердечком, он наклонился над ней, забродил руками по ее мягеньким холодноватым ногам. Но в парке были странноватые шорохи, кто-то будто бы все приближался из-за кустов; коленям было твердо и холодно на каменной плите; Машенька лежала очень покорливо, очень бездвижно». Осознать, что идет речь о сексе, способен лишь наблюдательный читатель.
Современные создатели разрешают для себя больше откровенности — время от времени выходит плохо
Иная сторона вопросца — нравственная. Одни создатели придерживаются принципов романтизма и выбирают выражения вроде «расцветающего лона» либо «экзальтированного клинка». Остальные предпочитают писать очень правдоподобно, передавать сексапильный опыт таковым, какой он бывает в настоящей жизни.
Наталья Калинникова, писательница, дает разъяснение, почему написать эротическую сцену вправду тяжело: «Так сложилось исторически, что в российском языке сексуальность привычнее обрисовывать или мед определениями, или «традиционными» метафорами, а то и совсем — обсценной лексикой. В испанском, к примеру, дело обстоит по другому: там эротика быть может поэтичной, ласковой, меланхоличной, при всем этом игривой, но не пошлой.
Почти все начинающие создатели грезят сделать нечто вроде собственной «Лолиты» (оставим за скобками тот факт, что это остросоциальный роман и эротика в нем далековато не основное). Здесь может появиться две крайности: желание или «писать как Набоков» и остальные классики, пытаясь подражать их высочайшему стилю, или «биться» совершенно со всей предшествующей традицией, эпатируя читателей пошлостями. В первом случае получаются штампы, во 2-м — номинация на Bad Sex in Fiction Award».
В 2016 году премию получил узнаваемый итальянский писатель Эрри Де Лука. Вот отрывок из его романа «За денек до счастья»: «Она толкнула меня в ноги, приказ, который втолкнул меня вовнутрь. Я вошел в нее. Не только лишь мой член, да и весь я вошел в нее, в ее внутренности, в ее тьму, с обширно открытыми очами и ничего не видя. Все мое тело вошло в нее. Я вошел с ее толчками и остался недвижным. Пока я привык к тиши и пульсации крови (внутренней средой организма человека и животных) в ушах и носу, она мало вытолкнула меня наружу, а потом опять вовнутрь. Она делала это опять и опять, с силой держа меня и двигая в темпе прибоя. Она пошевелила грудью под моими руками и усилила толчки».
«Я вошел до паха и вышел практически стопроцентно. Мое тело было ее рычагом переключения передач»
Гештальт-терапевт Ира Винник объясняет сцену так: «В этом описании отталкивает вроде бы выворачивание внутреннего наружу. Есть метафора поглощения дамой мужчины. Таковая всасывающая дама, которая вбирает в себя и выталкивает мужчину, когда ей захочется. Обычно это преждевременное мальчишеское архетипическое представление о том, как устроен секс. Таковая картина может представляться симпатичной определенному типу парней, но в целом будет отталкивать собственной физиологичностью и фрагментарностью».
Образ женщины-поглотительницы был известен еще в аккадской мифологии (около 2300 года до н. э.) — богиня Иштар сразу покровительствовала плодородию, сексу, страсти и насилию. Богине нравилось изменять мужикам и предавать их; отдаваться им, чтоб убить — поглотить.
А вот очередной номинант на премию — британский писатель Ричард Милвард и описание секса в его романе «Яблоки».
«На ней не было трусиков, и мое сердечко неистово колотилось, а глаза вылезли из орбит»
«Она не побрилась, и ее попа напоминала тропическую рыбку либо кусочек старенького ковра». Чтоб не заставлять вас представлять попу, похожую на старенькый ковер, обратимся к Тому Вулфу, которого именуют «самым известным журналистом Америки». Номинации на премию удостоилось такое описание: «Сейчас его большенный генеративный жокей был снутри ее тазового седла, двигался, двигался, двигался, и она скупо глотала его, глотая его своими губками и пастью седла — и все это без одного слова».
Посреди номинантов 2019 года много литературных звезд: Мишель Уэльбек и «Серотонин», Элизабет Гилберт и «Город дам», также Дженет Уинтерсон с романом «Frankissstein». Навряд ли эти бывалые создатели специально написали сцены секса плохо — быстрее всего дело в предвзятости жюри либо нехорошем переводе. К слову, создатель «Серотонина» не так издавна был замешан в скандале: писатель добровольно принял роль в съемках порнофильма, а позже пробовал приостановить его распространение.
Критики сходятся в том, что почти все современные создатели, невзирая на открытость обсуждений о сексапильном просвещении, все еще пишут о сексе плохо. Пример из романа Салли Руни «Красивый мир, где же ты?»: «Ничего не говоря, он поцеловал ее. Позже задал вопрос, может, она будет сверху, поэтому что он утомился, и она произнесла „да“. Когда он оказался снутри ее, она застыла на несколько секунд, тяжело дыша. Порядок? — произнес он. Она кивнула. Он ожидал и не торопил. У тебя таковая классная пипка, произнес он. Волна дрожи пробежала по ней, с головы до таза».
Психолог Ира Винник резюмирует: «Не понимаю ни одну взрослую даму, которую возбудит слово „пипка“, это „детское“ слово, из детского лексикона, а у нас в культуре стоит запрет на секс с детками».
Современные русские создатели на подобные премии никогда не номинировались — таковых премий в нашей стране нет и быть не может. Но если б таковая премия была, ее могла бы получить эта сцена из романа «Год порно» Ильи Мамаева-Найлза: «Забравшись на Марка, Леся стремительно сняла всю оставшуюся одежку с их обоих. Позже взялась за член и, перенеся вес на одно колено, пробовала вставить его в себя».
Понятно, что настолько странноватое описание постельной сцены гласит о странности самих героев. Остается лишь надежды, что ни один герой книжки не пострадал
Литературовед Полина Бояркина считает, что писать о сексе и телесности трудно, принципиально: «Несколько годов назад на одном из занятий в Школе литературных практик мы разбирали сцены секса из текстов современных русских создателей. И сделали вывод, что в языке, который употребляет большая часть из их, весьма много насильной терминологии. Это одна причина, почему сцены секса получаются таковыми плохими.
Иная — это то, что тема секса все еще остается для почти всех сложной и табуированной, темой, на которую неудобно и тяжело гласить даже с самыми близкими. Откуда, спрашиваются, возьмутся пригодные слова, если о этом практически не молвят?
И брутальная пропаганда обычных ценностей, как досадно бы это не звучало, лишь увеличивает стигму. Благо, есть огромное (но все таки недостающее) количество различных секс-просветительских инициатив (блогов, книжек, материалов в медиа) и людей, их инициирующих, которые пробуют с данной для нас неувязкой работать.
Табуированность эта касается не только лишь темы секса, но обширнее — темы телесности, так как телесное в противовес духовному, другими словами высочайшему, постоянно воспринималось в культуре как что-то низкое. И я с большенный радостью наблюдаю, как создатели на данный момент интенсивно вводят эти темы в свои тексты, делая телесное видимым, весомым и имеющим право на существование».
Наталья Калинникова
Писательница, преподавательница CWS
Ира Винник
Психолог, гештальт-терапевт, спец в области сексологии
