Уйти нельзя остаться: «Я прожила с абьюзером 20 лет»

07.12.2023

Время чтения: 5 мин.

«Я желала уйти, но не знала как…» Стоп. Перестаньте задавать один и этот же вопросец: как она совершенно могла оставаться в этих отношениях? Не то чтоб ответа не было — просто осознать и осмыслить его весьма трудно. А ваши вопросцы и суждения в духе «сама повинна» просто принуждают нас стыдиться еще более.

1-ые звоночки

Для вас, наверняка, трудно в это поверить, но мои свидания с будущем супругом не много чем отличались от ваших: он был мил, уделял мне внимание, гласил комплименты. Естественно, «тревожные звоночки» звучали уже сначала наших отношений, но я была молода и наивна — в сути, как все мы в определенном возрасте. Отличие лишь в том, чем все в итоге обернулось.

Эмоциональное насилие возникает не вдруг: это неспешный, непрерывный, методичный процесс, что-то вроде текущего на кухне крана

Кап-кап, капля за каплей. 1-ые капли просто пропустить: «Это просто шуточка». Для тебя молвят, что ты очень обидчива и ничего такового не имелось в виду. А может, я и правда таковая?

Кран продолжает выпускать каплю за каплей. Я начинаю замечать их, но не придаю им особенного значения. Шуточки в мой адресок на людях — ну вот таковой он, мой партнер, душа компании. Спрашивает, куда я собралась в этом платьице либо с кем встречаюсь, — да просто он любит меня, вот и все.

Он гласит мне, что ему не нравится моя новенькая подруга, — и я соглашаюсь. В конце концов, супруг для меня важнее подруги, и дружба плавненько сводится на нет.

Отрицание и чувство вины

Звук уже начинает раздражать, но не продавать же дом из-за текущего крана. Даже когда безопасный шлепок совсем не кажется безопасным, я просто убеждаю себя в том, что он ничего такового не имел в виду.

Он запамятывает, что посильнее меня. Когда я ловлю его на очередной ереси, он гласит, что я спятила, раз не верю ему. А может, я и правда схожу с разума? В оборотном я уже не полностью уверена.

Я стараюсь как-то восполнить этот «текущий кран» нашего брака. Я буду лучше. Я стану безупречной супругой. Я позабочусь о том, чтоб в доме постоянно было чисто, а на столе ожидал ужин. И даже если к ужину он не является, я забочусь о том, чтоб пища не остыла.

Время от времени мне это наскучивает. В один прекрасный момент, вновь не дождавшись супруга с работы, я в сердцах отдаю ужин собаке. Правда, когда за полночь он в конце концов является, я уже не чувствую внутри себя таковой решимости: выскакиваю из постели по первому кличу и готовлю ему пищу снова.

Он все почаще будит меня. Я больше не могу стопроцентно расслабиться и заснуть глубочайшим сном. Я повсевременно прислушиваюсь и жду. По утрам я шикаю на деток, чтоб они не разбудили папу. Мы начинаем ходить вокруг него на цыпочках.

Капли барабанят вовсю. Я боюсь подставить таз и осознать, сколько же воды утекает

Врубается отрицание. Если б я этого не произнесла, он бы не взбесился. Это моя вина, мне нужно просто помалкивать. Я же знала, что с ним лучше не спорить, когда он испил.

Он прав: я и правда непризнательная. Он работает, а я сижу дома с детками. Не может же он сходу опосля работы идти домой: естественно, ему необходимо мало времени себе. В деньки редчайших встреч с друзьями я спешу оказаться дома ранее него. Я никогда не прошу его присмотреть за детками: недозволено доставлять ему неудобства.

Мы даже обращаемся в семейную консультацию. Хотя ни он, ни я толком не объясняем, для чего мы пришли, эксперт делится с нами своими опасениями. Эта консультация становится первой и крайней.

Я так стараюсь стать идеальной супругой, что не замечаю, как вода льется на пол. Но я понимаю, как все поправить. Для наружного мира я стану весьма активной, не запамятывая при всем этом поддерживать дома порядок и комфорт. И никогда не осмелюсь попросить помощи.

Я практически безупречная мама. Я всеми силами создаю иллюзию примерной семьи. Мои детки повсевременно кое-чем заняты — естественно, за все активности отвечаю лишь я

В церкви мне рекомендуют книжки и аудиолекции о том, как лучше осознавать нужды жена и молиться за него. Я начинаю проговариваться остальным мамам о том, как вправду обстоят дела, но стоит им задать мне вопросец, решительно все отрицаю. Нет, у нас и правда все отлично. В качестве подтверждения я предъявляю семейные фото в соцсетях.

Не понимаю, что стращает меня больше: то, что остальные откроют мой секрет, либо что супруг выяснит о том, что я с кем-то поделилась правдой о нашем браке. Я в конце концов понимаю, что боюсь его.

Ужас и отчаяние

И вот в один прекрасный момент я просыпаюсь и понимаю, что наш дом затопило. Моя голова под водой. Мне жутко. Я вижу ужас в очах моих деток. Что все-таки я наделала?! Как я это допустила? Кем я стала? В ту ночь (то есть темное время суток), когда он кидает в меня телефон, чуть не попав в голову, больше всего на свете я желаю собрать деток и уехать. Когда он встает из-за кухонного стола и кидает в меня вилку на очах у деток, я желаю уйти.

И куда я пойду? А если и смогу вырваться, что стану созодать? На что мы с детками будем жить? Он прав: без него я не выживу. Мне необходимы его средства.

— Что, уйдешь и будешь шляться? — орет он. — Я постоянно знал, что для тебя лишь это и необходимо!

Он умеет перевернуть все с ног на голову. Речь уже не о его действиях — сейчас «под следствием» я.

Я больше не та, что была на первом свидании. Он запугал меня, сделал слабенькой. Он одолел. Я избрала его и родила от него деток. Это моя вина. Моя основная задачка — сохранность деток. За 20 лет я забыла о том, что бывает иная жизнь. Я остаюсь.

Наводнение длится. Я опять ухожу под воду

В разгар еще одного скандала я говорю, что с меня достаточно. Я отвечаю на его злость. Но даже спотыкающийся и опьяненный, он посильнее меня. Я вижу это в его очах, когда он наступает на меня. Самой природой ему дана способность убивать. Его взор стращает меня.

— Убирайся, — усмехается он. — Но детки останутся со мной.

Я обязана перекрыть воду — если не ради собственной жизни, то уж, по последней мере, ради остатков здравого смысла. Невзирая на все мои усилия, мой секрет прорывается наружу. Но, невзирая на советы друзей, я просто не могу встать и уйти. Это не так просто.

У меня нет средств. Он отыскал мой тайник — средства, которые я накапливала практически год. Быстрее всего, взломал мою почту. Я обязана была додуматься. Он постоянно смотрел за мной. Любопытно, что он сделал с моими средствами? Буквально не издержал их на наших деток. Быстрее всего, пропил либо проиграл в карты, чтоб произвести воспоминание на другую даму.

Я застряла. Я остаюсь. Господи, не дай мне погрузиться под воду совсем. Мою семью уже не спасти — но, пожалуйста, сохрани меня и моих деток.

Последствия

Мне подфартило. Я развелась, хотя раны все еще глубоки. Насилие не постоянно проявляется в виде подбитого глаза либо кровоподтеков на теле дамы, но эффекты психического насилия так же гибельны.

Я пошла к психологу, и мне поставили сходу несколько диагнозов: депрессия, тревожность, ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство). Мой супруг, абьюзер, держал меня в ужасе, а депрессия и тревожность лишили меня способности созодать хоть какие-то шаги, чтоб вырваться.

Сначала мне показалось, что ПТСР — это уже перебор, но прошло уже три года, а некие ситуации либо даже звуки вызывают во мне жуткие мемуары

К примеру, когда наш шеф начал орать на служащих, мне сделалось на физическом уровне плохо. Я опять оказалась на полу сарая, съеживаясь, стараясь хоть как-то защититься от гнева возвышавшегося нужно мной мужчины.

Мои дочери стали свидетельницами того, как безжалостно мужик может обращаться с дамой, а сыновья получили дурной пример того, что означает быть «реальным мужиком». Вот чего же я по-настоящему боюсь.

Я оставалась во имя деток — а сейчас виню себя за то, какое воздействие все происшедшее может на их оказать.